- Илья Кормильцев: Никакой революции не было!
Илья Кормильцев родился 26 сентября 1959 года в Свердловске (ныне Екатеринбург). Старший брат Евгения Кормильцева. По окончании английской спецшколы поступил на химический факультет Ленинградского государственного университета. После года обучения в Ленинграде перевёлся в Уральский государственный университет, где и получил диплом по специальности химик в 1981 году.
С 1981 года Илья Кормильцев являлся основным автором текстов группы «Урфин Джюс». Кроме того писал слова к песням для Егора Белкина и Насти Полевой. В 1983 году Кормильцев познакомился с лидерами «Наутилуса» Вячеславом Бутусовым и Дмитрием Умецким. Песни, написанные поэтом для «Наутилуса», вывели группу в звёзды русского рока, а альбом «Разлука» (1986) называется в числе лучших записей своего времени. На волне Перестройки в 1989 году «Наутилус» наградили премией Ленинского комсомола, от которой Кормильцев отказался[1][2]. В 1990 году вышел поэтический сборник Кормильцева «Скованные одной цепью», оформленный рисунками Бутусова.
В 1990-е Илья Кормильцев начал работать как переводчик, поэт свободно владел несколькими европейскими языками. После распада «Наутилуса» в 1997 году Кормильцев основал электронный проект «Чужие», однако основной сферой его деятельности стала не музыка, а литературные переводы. Кормильцев сотрудничал с журналом «Иностранная литература». В его переводах опубликованы «малая проза» Джона Толкина, рассказы Джеймса Балларда, Роальда Даля, Ирвина Уэлша, романы Гилберта Адэра, Фредерика Бегбедера, Уильяма Берроуза, Ричарда Бротигана, Ника Кейва, Клайва Льюиса, Чака Паланика, Брета Истона Эллиса, пьесы Тома Стоппарда, поэзия Мишеля Уэльбека и многие другие произведения.
В 2000-е Илья Кормильцев занялся издательской деятельностью. Некоторое время он курировал книжную серию «Иностранки» «За иллюминатором», в которой оперативно выходили переводы романов современных зарубежных писателей. В 2003 году Кормильцев возглавил новое издательство «Ультра.Культура», специализировавшееся на публикации радикальных текстов. Одна из первых же выпущенных там книг — роман московского НС-скинхеда Дмитрия Нестерова «Русь пробуждается» — привела к разрыву с «Иностранкой»[3], однако данное событие не остановило Кормильцева. Он продолжил издавать острые, противоречивые художественные и документальные книги о различных актуальных аспектах жизни современного общества (таких как, например, терроризм, наркокультура и т. п.). Авторы руководимой Кормильцевым «Ультра.Культуры» представляли самый широкий спектр взглядов: от крайне левых (Субкоманданте Маркос) до ультраправых (Эндрю Макдоналд). Издательство постоянно находилось в центре скандалов, связанных с обвинениями в экстремизме[4], пропаганде наркотиков[5] и распространении порнографии[6] со стороны государственных структур России.
Илья Кормильцев был нетерпим к любому конформизму. Своими резкими высказываниями в Живом журнале он навлёк на себя множество негативных комментариев со стороны русских националистов[7], обвинивших его в русофобии[8]. Однако, позже Кормильцев пояснил, что под «русскими» он имел в виду «ярых имперцев», тех, кто ненавидит «всё, что дышит духом личности и свободы»[9]. Когда летом 2006 года стало известно, что Вячеслав Бутусов выступил перед активистами пропутинского движения «Наши», Кормильцев обратился с открытым письмом в адрес музыканта, в котором, в частности, заявил: «Я не хочу, чтобы наёмные гопники, оттягивающиеся за счёт налогоплательщиков, внимали стихам, которые я писал сердцем и кровью»[10].
22 января 2007 года во время командировки в Великобританию у Ильи Кормильцева был обнаружен рак позвоночника в четвёртой (необратимой) стадии[11][12]. Незадолго до этого стало известно о закрытии возглавляемого им издательства «Ультра.Культура». 4 февраля в 10 утра по местному времени Кормильцев скончался в Королевской больнице Масден города Лондон[13][14]. Похороны Ильи Кормильцева состоялись 9 февраля на Троекуровском кладбище в Москве. Присутствовавший на церемонии прощания в Центральном доме литераторов политик Гейдар Джемаль заявил, что перед смертью Кормильцев принял ислам, однако мулла на похоронах отсутствовал[15][16]. После похорон некоторые лично знавшие Кормильцева люди (например, Марат Гельман) утверждали, что «никакого ислама он не принимал», а заявление об этом является провокацией со стороны Джемаля[17]. Проводить поэта в последний путь пришли многие известные литераторы, музыканты, художники. Выступавший с прощальной речью писатель Дмитрий Быков отметил: «Кормильцев всем доказал ещё при жизни, что он достоин продолжить ряд великих русских поэтов. Для этого нужно, чтобы твои стихи ушли в народ и стали частью его речи. И это случилось, когда ему не было еще тридцати»[18].
22 ноября 2007 года Илья Кормильцев оказался среди лауреатов российской национальной премии «Большая книга», поэту был посмертно присуждён специальный приз «За честь и достоинство»[19]. В конце ноября в рамках девятой международной книжной выставки non/fiction прошла презентация новой литературной премии имени Ильи Кормильцева. Идея учредить такую награду принадлежала редактору издательства «Ультра.Культура» Владимиру Харитонову, в экспертный совет премии в основном вошли друзья покойного поэта. По словам одного из учредителей, главного редактора издательства «Кислород» Владимира Семергея, претендовать на награду смогут прежде всего радикальные авторы, представляющие альтернативу культурному мейнстриму. Премию планируется вручать ежегодно в день рождения Кормильцева — 26 сентября
Сайт: Известия
Автор: Михаил Марголис
Дата публикации: 03.02.2008
"Лучший поэт русского рока", как назвал его Борис Гребенщиков (сам стопроцентно достойный этого звания), скончался от рака в лондонском хосписе святого Кристофера в возрасте 47 лет. Прощались с автором ключевых хитов "Наутилуса Помпилиуса" и образцовым нонконформистом эпохи в московском ЦДЛ. Говорили тихо, верную интонацию искали с трудом. Проводы Кормильцева стали поводом посмотреть на самих себя, теперешних. Да и что сказать у гроба поэта, написавшего: "знающим Слово не надобно слов"?
Доблесть Кормильцева, наживавшая ему врагов и осложнявшая отношения с близкими людьми, — не скудевший с годами максимализм, помноженный на интеллект и независимость. Своим радикальным, но в общем-то оправданным отношением ко многим явлениям нашей действительности он был неудобен и просто малопонятен "мнению большинства". При этом именно перу Ильи Валерьевича (даже во вдохновенно-перестроечном 1989-м отказавшегося от присужденной ему премии Ленинского комсомола) принадлежат поголовно воспринятые населением строки: "я ломал стекло, как шоколад в руке", "Ален Делон не пьет одеколон" и "Казанова, Казанова — зови меня так, мне нравится слово...".
Подобная лирика пополам с бытовым натурализмом оказалась россиянам близка. С относящимися к тому же периоду хитами "Скованные одной цепью", "Стриптиз", "Мой брат Каин" или "Рвать ткань" все обстояло не столь однозначно. Их безжалостная ирония и препарирование тупого обывательства, смиренно принимаемой обществом стадности и государственного лицемерия как-то быстро покинули зону мейнстрима и переместились в разряд манифестов "электорального меньшинства". Туда же шаг за шагом уходил и выпускник Уральского университета, пиит, переводчик, издатель, генератор идей Илья Кормильцев. Он продвигался не в андеграунд, но, скажем так, к космополитичной части российских интеллектуалов, для которых имело смысл переводить и издавать давно им прочитанные книги Чака Паланика, Уильяма Берроуза, Ника Кейва, Ирвина Уэлша. А то, что писал он для "Нау" (в последний период существования группы), а конкретнее говоря — для Вячеслава Бутусова, становилось все более апокалиптичным и далеким от хитов, которые "в тему", когда "есть дома рислинг и токай, новые пластинки, 77-й AKAI...".
Кормильцев подавал современникам сигналы тревоги в "Титанике", спрашивал у кого-то (а может, у каждого?): "Где твои крылья, которые нравились мне?", наконец, завершил эту музыкальную историю альбомом "Яблокитай", соединив в нем всю свою досаду и радужные сны: "Три царя на улицах темной Москвы,/ А на клиросе умильно спiвают менты./ Сколько песен им петь, сколько водки им пить —/Не дождаться конца тому, кто просто хочет жить", "В этой стране, вязкой, как грязь, ты можешь стать толстой, ты можешь пропасть...", "Мы выйдем с тобой на крышу/ И сядем на велосипед./ Это очень высокая крыша/И очень быстрый велосипед./Он увезет нас с тобою туда, где всегда/ Горит апельсиновый свет".
С Бутусовым, иногда казавшимся голосом кормильцевской души, с той поры у них больше ничего не спелось. А потом и вовсе раскололось. Пока Илья искал своих, Слава встретил на Селигере "Наших" и, исполнив для них те песни, что Кормильцев "писал сердцем и кровью", нанес поэту обиду, которую тот так и не простил.
Скукоживавшееся, как шагреневая кожа, сообщество людей, идущих в России "не в ногу", иногда вынуждало Кормильцева искать форточку для выхода своих мыслей даже в одиозной "Лимонке". Но его радикализм был, конечно, совсем другого полета и нравственности. Его любили те, кто знал и понимал, многие его тексты известны наизусть всей стране, он мыслил категориями русского поэта, но еще одна строка БГ — "мне не вытравить из себя чужака" — Илье вполне подходила. И то, что свой постнаутилусовский музпроект с экс-участником "Аквариума" Олегом Сакмаровым он назвал "Чужие", показательно.
На похороны Ильи Слава не приехал. Но песню "Крылья" (единственную кормильцевскую в теперешнем репертуаре Бутусова) экс-лидер "Нау" сейчас исполняет почти на каждом концерте. Если наши музыканты отважатся когда-нибудь (например, в 2009-м, к 50-летию пиита) и на "правильный" диск-трибьют Кормильцеву, думается, они проделают хорошую и необходимую для душевной встряски работу.
Илья Кормильцев: Никакой революции не было!
Автор: Владимир Преображенский
Сайт: Бостонское Чаепитие
Маэстро: Почему, на ваш взгляд, в 80-х годах был такой мощный расцвет рок-музыки именно в Свердловске, а не в Тюмени, скажем, или Архангальске?
Илья Кормильцев: Все очень просто: потому что Свердловск тогда искусственно поднимался до статуса региональной столицы. Поэтому в нем была необычайно большая для областного города концентрация студентов, концентрация интеллигенции. А второй фактор такой. За все годы советской власти в Екатеринбурге накопилось очень много разнообразных ссыльных, которые оседали там. Это был самый близкий к европейской части из разрешенных городов. Туда высылали тех, кто поменьше «нагрешил» – всяких архитекторов-контруктивистов, которые пол-Свердловска построили, и т.д.
М.: Свердловская рок-школа оказалась явлением уникальным, хотя музыканты были изолированы и, казалось, ничем в творческом плане не подпитывались…
И.К.: Потому и оказалась уникальной.
М.: На чем же она держалась?
И.К.: На провинциальной одержимости и, в общем-то, невежестве.
М.: А сейчас эта традиция как-то развивается?
И.К.: Нет. Эта традиция прервалась в начале 90-х, и то, что сейчас делается в Свердловске, это откровенный «закос» под то, что было раньше. Там нет ни живой среды, ни музыкальной жизни уже давно. С начала 90-х там все умерло, загасло. А тема екатеринбургской рок-традиции сейчас активно эксплуатируется, потому что школа-то была знатная, она оставила свой след. Понятно, что в этом есть коммерческий потенциал, и поэтому есть ряд свердловских граждан на высоких постах, которых искусственно вытягивают всяких Чичериных и «Смысловые галлюцинации»…
М.: Музыка в последнее время становится все более коммерческой, «форматы» и прочие стандарты все более подменяют живое содержание и творческую оригинальность. На ваш взгляд, способны ли эту ситуацию изменить молодые музыканты из провинции, которые меньше связаны с этой системой шоу-бизнеса?
И.К.: Они не связаны меньше – они на нее уповают. И никто не может, не хочет, не пытается быть реальной альтернативой. Им говорят, что нужен такой-то формат, и музыканты реагируют на это так: «А чего вам нужно? Мы так и сделаем». Такая культурная ситуация во всей стране. Если раньше Гоголь писал о «русской Тройке», которая куда-то там мчится, то сейчас это пьяный мужик в разодранной тельнике, который куда-то бредет по разбитой улице.
М.: Известно, что вы писали тексты для нескольких свердловских групп: «Урфин Джюс», «Настя», «Наутилус». Часто ли случались творческие разногласия?
И.К.: За 20 лет бывало по-разному. С Пантыкиным, особеннно с Белкиным мы спорили, ссорились намного больше, чем со Славой.
М.: Бутусов по натуре – менее конфликтный человек?
И.К.: Дело в том, что мы психологически друг друга всегда хорошо понимали и всегда решили вопросы английскими методами. Если я отдаю ему стихи, какие нравятся – на те он пишет, а на те, которые не нравятся, - не пишет, и я у него не спрашиваю: почему? Если он приносит потом какие-то песни, то я ставлю, там, крестики, когда работаем над альбомам: что вот это пойдет, а это не пойдет. Это очень хороший способ для сотрудничества на самом деле. Все равно всегда находилось достаточное количество произведений. Которые устраивали обе стороны. А тратить свои духовные силы, на то, чтобы бороться за свой «гениальный опус»… Мы воспитывались в другой среде.
М.: Насколько значим был для вас период сотрудничества с «Наутилусом»? Не ностальгируете по этому времени?
И.К.: Я вообще не ностальгирую. «Наутилус» прожил несколько дольше, чем это было нужно. Но это не его вина. Был в целом в стране период такой переходный, когда многие вещи, которые должны были завершиться логично и перейти на следующий этап, жили мучительно долго. Поэтому зависала какая-то музыка на долгие годы, задавив собой последующее поколение – их младших братьев.
М.: Какой из периодов существования «Наутилуса» был для вас наиболее интересным?
И.К.: Самым интересным был последний год. Проведенный в Великобритании.
М.: Почему?
И.К.: Это трудно объяснить. Буквально за несколько недель мы выяснили, что все предыдущие 12 лет занимались полной глупостью. (Смеется.) Это всегда человека очень восхищает, раскрепощает как-то и поднимает по жизни – такая самокритика, тотальная. Просто кто-то выдерживает, а у кого-то сдает нервная система.
М.: И к чему это привело?
И.К.: Группа распалась (Смеется еще задорнее). В принципе, это должно было произойти гораздо раньше. Мешала неинформированность и подверженность общим иллюзиям и мифологемам.
М.: А какие были иллюзии у «Наутилуса»?
И.К.: Те же, которыми жили все. Знаете, если очень долго нюхать самого себя, то наступает период аутоэротизма, когда начинаешь от собственного запаха кончать. В общем-то, русскому року это всегда было присуще. И особенно стало присуще, когда стали нормальные деньги получать, жить якобы по-западному: якобы пластинки, якобы релизы…
М.: Сильно ли отличается, на ваш взгляд, нынешнее поколение тинейджеров от своих сверстников 70-х. 80-х годов?
И.К.: Оно еще более обдуренное, чем поколение 80-х. Идеологически. А на самом деле все то же самое.
М.: Какая же идеология на этот раз зомбировала юные сознания?
И.К.: Назовем ее идеологией капитализма, условно говоря (при всей непонятности и расплывчатости этого понятия). И сформировалась она не в «перестройку» и не потом, а гораздо раньше. Это идеология комсомольцев, которые сейчас правят страной. Никакой революции не было! Те, кто противостоял нам, когда мы начинали заниматься рок-н-роллом в 80-е годы, - они сейчас и правят страной.
М.: Каково же поколение подрастающее?
И.К.: Подрастают люди, которые считают, что что-то изменилась, что была какая-то огромная революция, после которой «жить стало лучше, жить стало веселее». В этом смысле они похожи, может быть, на сталинское поколение, которое тоже очень искренне верило, что после тех ужасов, которые были, они наконец-то хорошо живут. Это видно из песен, из фильмов той эпохи.
М.: Поэт Евгений Кормильцев – ваш брат?
И.К.: Да.
М.: Какие-то творческие взаимовлияния существуют?
И.К.: Ну, наверно. Брат для меня всегда был «поставщиком» другой музыки и другой литературы, чем та, что я читал и слушал. Мы всегда существовали на разных информационных уровнях. Он младше и принадлежит к тому поколению, которое поколение наше задавало под колесами, мимоходом, не заметив даже. Они начинали музыку очень интересную делать. И если наши рок-монстры в первый экономический кризис (1990-91 годов) как-то выжили, потому что были популярны и известны, то все молодые группы, которые шли за ними, в общем-то, накрылись большим медным тазом. Они еще не успели расцвести при «перестройке», а потом стало не до этого – все кинулись красной ртутью торговать.
М.: Кстати, о братьях. Как вы оцениваете последний нашумевший фильм Алексея Балабанова?
И.К.: «Брат-2» я смотрел только кусками и слушал саундтрек. На мой взгляд, это ужасно. Но то, что будет нечто в этом роде, я знал еще года два назад. Я общался с Лешей тогда последний раз и понял, о чем он думает и что у него в голове. «Брат-1» – довольно милый – не без накладок, не без неуклюжестей – фильм, но наверно, самый душевный из всех фильмов на киллерско-бандитскую тему, какие существовали.
М.: Эта тема была еще не так ярко, в упор, выражена, как в «Брате-2»?
И.К.: Она там была выражена, как есть в жизни, на самом деле. А во втором фильме была сделана попытка создать американский гротеск, когда стреляют и мочат друг друга значительно больше, чем в реальной жизни. Все это сказки, конечно. Но если бы он просто сделал американский блокбастер – это ладно (хороший жанр, милый, иногда сам люблю посмотреть). Но он нагрузил это все еще совковой идеологией неопатриотической – злобной, отвратительной…Когда я его увижу – я ему врежу по морде просто.
М.: А как вы оцениваете будущее Вячеслава Бутусова в музыке, в кино?
И.К.: Съемки в кино – это еще публичнее, чем рок-н-ролл, еще больше нужно быть на людях. Он просто этого не вынесет. Он никогда этого не любил.
М.: А как композитор?
И.К.: Я не хочу ничего прогнозировать. Все последнее, что он делает, не то чтобы мне не нравится, а просто как Северный полюс и Южный соотносится с тем, что меня интересует.
М.: А то, что делают другие свердловские музыканты? «Чайф», например?
И.К.: «Чайф» - милейшие люди, очень хорошие мои друзья. Рок-н-ролльная группа, которая играет какую-то свою крепкую музыку такую, честную, правильную. Должны быть такие. Но на концерт, скажем, я приду к ним для того, чтобы вместе выпить пива, а не для того, чтобы слушать музыку.
М.: А братья Самойловы?
И.К.: «Агата Кристи» в последнее время находится, видимо, в каком-то сложном для себя периоде. У них какие-то свои проблемы большие внутренние, которые я не берусь комментировать. После «Опиума» все, в общем-то, напоминает нисходящую параболу. Пережевывание каких-то одних и тех же настроений, достаточно карикатурно мрачных и достаточно непрофессионально выраженных. «Майн Кайф?» последний я не слышал, но… Все это сипение Глеба, страшилки какие-то – все это детский сад. Они уже взрослые дяди. Пора бы заняться чем-то разумным.
М.: Я слышал, что вы теперь сами музыку пишите…
И.К.: Я года два-три уже занимаюсь этим. Сперва работали мы с Олегом Сакмаровым. Теперь я работаю вот с такой девушкой, которую вы видите на фотографии (показывает). Зовут ее Олеся Маньковская. Мы работаем над проектом. который называется «Чужие». Он не имеет никакого отношения к тем «Чужим» из Питера, которых показывают иногда по телевизору, потому что мы еще ничего не публиковали и не выпускали.
М.: Но планируется?
И.К.: Может быть, очень нескоро.
М.: А что это за музыка? Как ее можно определить, хотя бы очень условно?
И.К.: Странная электронная музыка. Совсем не танцевальная. Как называют, прог-электроника. Я затрудняюсь давать жанровые определения, потому что уже за то время, пока мы ее делаем, музыка мутировала серьезно.
М.: А девушка поет или она тоже пишет музыку?
И.К.: У нас все занимаются всем. Сразу. Если еще пара людей, которые время от времени принимают участия в этом проекте – то мой брат, то (такой еще есть гитарист) Максим Леонов. То есть эта такая домашняя подпольная организация пока, вроде «красных бригад».
М.: То есть прогнозировать трудно, как это будет развиваться?
И.К.: Абсолютно. Потому что не ставится такой задачи: что мы должны выпустить какой-то альбом, подписаться, раскрутиться и прочее. Это наша студия , эксперимент. Пока это существует в «Интернете». Есть сайтик, выпускаются какие-то синглы интернетовские. То есть пока так –под сурдинку.
М.: Многие ваши стихи весьма сложны и многоплановы. Человека начитанный видит в них множество аллюзий, они рождают ассоциации. А часто вас просят прокомментировать собственные тексты?
И.К.: Разъяснений типа «а что имелось в виду?» я не даю, потому что моя трактовка – это всего лишь трактовка одного из читателей. Но большинство людей почему-то считает, что автор больше знает и поэтому будет воспринимать это как серьезное заявление. А на самом деле комментарий автора к собственным произведениям – это всегда не более чем мнение одного из читателей.
М.: Но ведь иногда авторская трактовка расширяет диапозон восприятия произведения.
И.К.: Как мнение любого другого квалифицированного читателя. Поскольку тексты пишутся не авторами (в конечном итоге), а авторы – это только механизмы, только midia этих слов…На самом деле, после писания самохарактеристики и автобиографии отвращение номер два у меня – это комментарии к собственным текстам, предисловия к собственным произведениям и т. д.
М.: Существует ли, на ваш взгляд, сейчас рок-музыка или она трансформировалось во что-то иное и просто никто этого не заметил?
И.К.: Я думаю, что рок в старом смысле этого слова (рок-музыка как рок-н-ролл) сейчас окончен, как джаз примерно. Это не значит, что не может быть гениальных исполнителей, талантливых людей и прочее. Но эта музыка стала узка и не соответствует современной ритмике пульсаций, чтобы можно было мировоззренчески что-то выразить через нее.
М.: На смену ей что-то пришло?
И.К.: Пока нет, но ведь и рок-н-ролл не сразу пришел на смену джазу. Рок-н-ролл зародился как какая-то фигня такая для малолеток, и так было до появления «Битлз».
М.: Что может оказаться этой новой ступенью?
И.К.: Может быть, дэнсовая музыка. Неизвестно, что может произойти на каком-то моменте, когда вдруг кто-то сможет наполнить эту форму новым содержанием, вдохнуть в нее жизнь, как это получилось с «Битлз», потому что форма-то была и до них, они ничего нового не придумали: ни одной гармонии, ни одной рифмы. Первые их песни неотличимы от чужого материала, который они пели параллельно. Но они вложили новое содержание.
М.: То есть количество должно перейти в качество и на современном этапе?
И.К.: Да. Не исключено, что именно в направлении электронной музыки может сформироваться что-то, что будет «угаром» начала нового тысячелетия.
.
.
.
Другие статьи и ссылки на сайты